Салимов удел [= Жребий; Судьба Салема; Город зла; Судьба Иерусалима ] - Стивен Кинг

Ножка кровати выпала из пальцев Марка, мужество которогоиссякло, и мальчик попятился, дрожа. Потом, охваченный паникой, развернулся икинулся вниз по лестнице, перепрыгивая онемевшими ногами через две-триступеньки, не отрывая ладони от занозистых перил. Ведущий к входным дверямкоридор купался в тени, темный и страшный.

Марк зашел в кухню, пугливо озираясь на дверь подвала. Вкрасно-желто-пурпурном пылающем ореоле садилось солнце. За шестнадцать миль отдома Марстена, в приемной похоронного бюро Бен Мирс следил, как стрелки часовколеблются между 7:01 и 7:02. Ничего этого Марк не знал. Он знал, чтонадвигается час вампира. Задержаться значило опять оказаться с ними лицом клицу после уже пережитого столкновения. Вернуться в подвал и попытаться спастиСьюзан означало официальное присвоение звания живого мертвеца. Несмотря на это,Марк подошел к двери подвала, действительно спустился на три ступеньки, итолько потом его объял страх, спеленавший мальчика едва ли не физическимипутами и не позволявший сделать ни шагу дальше. Марк плакал, тело сотрясаласильнейшая дрожь, как в приступе малярии.

— Сьюзан! — пронзительно крикнул он. — Бежим!

— М-Марк? — голос Сьюзан звучал слабо, сонно. — Я ничего невижу. Так темно…

Неожиданно что-то грохнуло, напомнив гулкий ружейныйвыстрел, потом раздался басистый бессердечный хохоток.

Сьюзан завизжала, визг перешел в стон, а потом стало тихо.Ноги Марка рвались унести его прочь, но он все-таки медлил.

А снизу донесся дружелюбный голос, удивительно похожий наголос отца:

— Мальчик мой, спускайся. Я восхищаюсь тобой.

Властность тона была столь велика, что мальчик почувствовал,как страх отхлынул, а ноги словно налились свинцом. Он и в самом деле принялсябыло нашаривать следующую ступеньку, прежде, чем спохватился и взял себя вруки… на что ушли все остатки разнесенного в пух и прах самообладания.

— Спускайся, — теперь голос прозвучал ближе. За дружелюбнойотеческой интонацией звенела гладкая сталь приказа.

Марк крикнул вниз:

— Я знаю, как тебя зовут! Барлоу!

И опрометью кинулся наутек.

К тому времени, как он добрался до холла первого этажа,страх вернулся со всей полнотой, и, не будь входная дверь отперта, Маркпроломил бы ее насквозь, оставив повторяющую очертания тела дыру, как вмультфильме. Он промчался по подъездной дороге (почти так же давным-давноуносил отсюда ноги маленький Бенджамен Мирс), а потом ринулся в сторону города,в сторону сомнительной безопасности прямо по середине Брукс-роуд. И все-такикороль вампиров мог погнаться за ним даже сейчас, разве не так?

Круто свернув с дороги, мальчик наудачу углубился в лес, сплеском перешел ручей Тэггарт-стрим, свалился в заросли здоровенных лопухов надругом его берегу и, наконец, вышел на свой задний двор.

Войдя в кухонную дверь, он заглянул через арку в гостиную,где мать, держа на коленях раскрытый телефонный справочник, говорила потелефону. На лице была крупными буквами написана тревога. Мать подняла глаза,увидела Марка и беспокойство смыла волна явственно заметного облегчения.

— …пришел…

Не дожидаясь ответа, она опустила трубку на рычаги и подошлак сыну. Огорчившись гораздо сильнее, чем Джун могла бы поверить, Марк понял,что мать плакала.

— Ох, Марк… где же ты был?

— Пришел? — крикнул из кабинета отец. Лицо, которого Марк невидел, мрачнело, предвещая грозу.

— Где ты был? — Джун ухватила сына за плечи и встряхнула.

— Гулял, — невыразительно ответил он. — Бежал домой и упал.

Больше сказать было нечего. Существенной и определяющейхарактеристикой детства является не умение без труда переходить грань, отделяющуюгрезы от реальности, а отчужденность, и только она. Нет слов, чтобы описатьтемные повороты и выплески детства. Умный ребенок понимает это и подчиняетсянеизбежным последствиям. Ребенок, подсчитывающий, во что ему обойдется то-то ито-то, больше уже не ребенок. Марк добавил:

— Я забыл про время. Это…

И тут на него накинулся отец.

5

Понедельник. Предрассветные сумерки.

Кто-то царапался в окно.

Марк проснулся мгновенно, без переходного периода дремы илиориентировки. Сон и явь в своем безумии стали уже замечательно схожими. Белоелицо в заоконной тьме принадлежало Сьюзан.

— Марк… впусти меня.

Мальчик вылез из кровати. Пол холодил босые ноги. Маркдрожал.

— Уходи, — невыразительно сказал он.

Видно было, что Сьюзан все еще в той же блузке, в тех жеслаксах.

«Интересно, ее предки волнуются? — подумал он. — В полициюзвонили?»

— Это не так уж плохо, Марк, — сказала Сьюзан. Темные глазаничего не выражали. Она улыбнулась, и в бледных деснах блеснул острый рельефзубов. — Это так приятно! Впусти меня, я докажу тебе это. Я поцелую тебя, Марк.Я исцелую тебя с ног до головы — так, как никогда не целовала мать.

— Уходи, — повторил он.

— Рано или поздно один из нас доберется до тебя, — сказала Сьюзан.— Теперь нас стало много больше. Пусть это буду я, Марк. Я… я хочу есть.

Она попыталась улыбнуться, но улыбка обернулась отравленнойгримасой, заледенившей Марка до костей.

Он поднял свой крест и прижал к оконному стеклу Сьюзанзашипела как ошпаренная, выпустила оконную раму и на мгновение зависла ввоздухе, тело становилось туманным и неясным. Потом она исчезла. Но Марк успелувидеть (или подумать, что видит) ее отчаянно-несчастное лицо.

Ночь снова погрузилась в молчание и неподвижность.

«Теперь нас много больше».

Марк подумал о родителях, которые спали внизу, неумышленнорискуя, — и его затопил страх. Есть такие, кто знает, сказала Сьюзан, когда онитолько познакомились. Знает — или подозревает.

Кто же?

Разумеется, писатель. Тот, с которым она встречалась. Егозовут Мирс. Он живет в пансионе Евы. Писатели знают многое. Конечно, это он,как же иначе! А значит, Марк должен добраться к Мирсу раньше Сьюзан…

Не дойдя до постели, мальчик остановился.

Если Сьюзан уже там не побывала.

1